УСЛОВИЯ ПРОДУКТИВНОСТИ УМСТВЕННОЙ РАБОТЫ ¹

(¹ Введенский Н. Е. Избранные произведения.— М.: Медгиз, 1952, с. 580—590.)

Н. Е. ВВЕДЕНСКИЙ (1852—1922)

В заключение нашего изложения физиологии нервных центров интересно остановиться над практическим вопросом, какие условия надлежит соблюдать для производительности умственной работы. Опираясь на физиологические сведения о центральной нервной системе, мы можем почерпнуть в этом отношении несколько существенных указаний, которые окажутся полезными и, пожалуй, в особенности для русского интеллигентного общества, где так часто слышатся жалобы на умственное переутомление, нервные расстройства от напряженной духовной работы и т. п.

Конечно, чрезмерным умственным трудом можно довести себя до крайних пределов усталости, граничащих с болезненным состоянием; но, присматриваясь, в частности, к нашей русской общественной жизни, часто видишь, что, рядом с несомненными признаками психического утомления от работы, действительно производительной работы — оказывается очень мало; и возникает немного парадоксальная мысль, не от того ли именно у нас так сильно и утомляются люди, что они мало работают в истинном смысле слова, не умеют работать производительно. Ведь пока человек не научился работать производительно, он, естественно, принужден затрачивать гораздо более и времени, и энергии на выполнение того дела, которое легко и быстро спорится в руках привычного и экономного мастера! Множество данных говорит нам за то, что при умелом распределении умственного труда можно не только развить громадную по своей продуктивности работу, но притом сохранить на долгие годы, быть может, на всю жизнь умственную работоспособность и общий тонус своей жизнедеятельности. Устают и изнемогают не столько от того, что много работают, а от того, что плохо работают!

Каковы же нормальные условия производительности труда?

Первое условие, необходимое для обеспечения духовной работоспособности, заключается в том, что во всякий труд надо входить постепенно. Это общее и в высшей степени важное правило при всевозможных видах работы и физической, и нервно-психической. В области мышечной работы значение его сказывается в очень выразительной форме. Человек, который в течение долгого времени не занимался тяжелым физическим трудом, принявшись сразу за работу, очень скоро теряет силы, утомляется и истощается; это испытывает на себе всякий работник, возвращающийся с зимних городских заработков домой в деревню, на летние полевые работы; то же испытывает волжский крючник в первые дни своего труда весною, когда он только что пришел на караван после относительно бездеятельной зимы в деревне. Первые дни труда отзываются очень болезненно: во всем теле развивается своеобразное, неприятное ощущение утомления, появляется дрожание мышц, иногда нарушается заметным образом общее питание организма, дело доходит до явно патологических явлений. В последующие дни человек постепенно втягивается в труд, он становится для него уже не таким утомительным, и в то же время ежедневная производительность труда возрастает. Точно так же и в сфере умственного труда успех обеспечивается только в том случае, если работник входит в дело, не налегая слишком сильно сразу, а развивая свои силы постепенно.

Второе условие плодотворности умственного труда заключается в мерности и ритме работы. Значение этих моментов уясняется тоже нагляднее всего на мышечной работе. Известно, что она оказывается наиболее продуктивной при вполне определенном ритме мускульных возбуждений: слишком быстро идущий человек быстро утомляется; с другой стороны, и слишком медленное движение, например, когда взрослый, гуляя с детьми, приспособляется к детскому шагу, также вызывает сравнительно быстрое утомление. Порывистость в работе, внезапные усиления ее оказываются неблагоприятным признаком для ее производительности: период форсированного напряжения сменяется по необходимости продолжительным периодом бездеятельности. Для мышечной работы это превосходно демонстрируется в опытах с эргографом. При неслишком большой нагрузке и при целесообразно подобранном умеренном темпе мышечных сокращений, высоты отдельных сокращений, установившись на некоторой величине, удерживают ее часами. Но то же правило остается и для высших видов нервно-психической и умственной деятельности. Поэтому-то еще в сознании древних труд, терпение в деле и дисциплинированная мерность работы почитались за добродетели почти тождественные, как единственно надежное основание здравого мышления. «Дело — якорь для мысли и только оно дает мысли надежное направление», ибо «покой тела дает мысли свободу кружиться», т. е. делать ее рассеянной и разбросанной; всякое же дело красится своим темпом и мерою: «всякую вещь красит мера, а без меры обращается во вред и то, что почитается прекрасным». По-видимому, разным людям присущ более или менее различный темп работы. С этим приходится считаться в войсках на походе: когда переход длинен и труден, солдатам предоставляется идти вольным шагом, так что один может шагать чаще, другой — реже, так как маршировка в ногу и строгое подчинение общему темпу движений утомляет отдельных индивидуумов скорее. Подобно тому непривычно быстрое чтение быстро утомляет внимание слушателей и притом в различной степени, так что и для умственной работы следует допустить некоторый, более или менее определенный для каждого индивидуума темп нормальной деятельности.

Третьим условием успешности работы является привычная последовательность и систематичность деятельности. Зависит это от объективных условий работы и от степени приспособленности работника к данному делу. При ходьбе по песку, по снежным сугробам, по обледенелой дороге мы скоро утомляемся, потому что при этом мышцы сокращаются необычным порядком: становясь на зыбкую или скользкую почву, наши ноги постоянно должны приспосабливаться к неожиданным положениям, чтобы поддерживать тело в равновесии, и, следовательно, в деятельность аппарата, координирующего локомоцию, вносятся внезапные и разнообразные моменты, путающие и затрудняющие простой и привычный, сложившийся в центрах акт ходьбы.

В умственном труде, равным образом, играет огромную роль последовательность и систематичность работы. При чтении несистематично изложенной книги, где мысли разбросаны, недостаточно связаны между собою или же, где они связаны логически правильно, но неясно выражены, приходится делать большие усилия мысли для того, чтобы следить за смыслом,— и это действует очень утомительно на читающего. Неожиданные толчки и препятствия, которые испытывает при этом мысль читателя, доверчиво идущего по следам автора, сильно затрудняют ее течение и оказывают на нее действие, подобное тому, как шатающаяся походка идущего впереди пьяного человека влияет на наш шаг, требуя постоянного внимания, заставляя делать неожиданные уклоны в стороны или не менее неожиданные остановки и «оборонительные движения».

Четвертое условие, весьма важное для плодотворности умственной работы, заключается в правильном чередовании труда и отдыха. Из мышечной физиологии известно, что для сохранения большой работоспособности полезно прерывать физическую работу на известное время уже в первые стадии утомления. При несоблюдении этого условия, т. е. когда человек, чувствуя утомление, не обращает на это никакого внимания и продолжает работать по-прежнему, впоследствии уже и очень продолжительный отдых не будет способен восстановить нормальную мускульную работоспособность. То же наблюдается и в умственной сфере. По мере утомления мысли вяжутся в нашем сознании все вялее и вялее, внимание не удерживается с прежним напряжением на идеях, которые нас занимали, дело доходит до болезненного ощущения. Необходимо в самом начале такого состояния дать себе отдых,— в начале будет достаточно совсем незначительного отдыха для полного восстановления умственных сил, тогда как, если вовремя не будут приняты соответствующие меры, потом придется оставить работу надолго.

Говоря вообще, в нормальных условиях работоспособность человека в каждый последующий день не ниже, чем в предыдущий. Если этого нет, это значит, что либо есть посторонние патологические условия, либо человек переработал и не дал себе вовремя отдыха, не обратив внимания на начальные стадии утомления. Люди, привыкшие к правильной регулярной умственной работе, сознательным или бессознательным путем всегда улавливают этот момент. Лица же, работающие под влиянием аффекта или увлечения, легко могут не заметить первых фаз утомления, что не замедлит отразиться затем на их умственной работоспособности. Среди нашей учащейся молодежи часто приходится наблюдать нервное переутомление после экзаменов, так как обыкновенно, мало работая в течение года, наши студенты сосредоточивают всю громадную работу перед самыми сроками экзаменов. Нервные заболевания на почве переутомления в особенности часто наблюдаются у биржевых дельцов, работа которых носит чрезвычайно лихорадочный характер, так как им приходится действовать в условиях ажитации и аффекта, бдительно следя за калейдоскопически меняющимися новостями по части изменения курсовых ценностей. Нет ничего удивительного, если и в ученом мире встречаются лица, очень рано прекратившие свою деятельность, ограничившись защитой магистерской или докторской диссертации. В большинстве случаев это объясняется тем, что человек в продолжение небольшого срока, чрезмерно напрягая свои силы, трудился над подготовкой диссертации, не обращая внимания на необходимость в своевременном отдыхе и, таким образом, довел себя до умственного переутомления.

По-видимому, правильная деятельность нервных центров отражается благотворно и на общем здоровье организма, на общем тонусе жизненного процесса. Наоборот, у таких типов, как Обломов, умственная работа которых прекращается рано, очень скоро развивается общая расслабленность организма, апатичность, тупое безразличие. Конечно, к старости общая пластичность мозговых процессов во всяком случае ослабевает; тем не менее у людей, не прекращающих правильного и систематического духовного труда, работоспособность сохраняется прекрасно, у людей же, работающих беспорядочно, нервные центры начинают дряхлеть значительно раньше и умственный аппарат как бы изнашивается преждевременно. У нас в России, к сожалению, очень распространено мнение, будто это особенность собственно тупиц — усидчиво и методически работать над делом, людям же, действительно способным, приличествует работать только экспромтом, по вдохновению. Это, без сомнения, в высшей степени вредный и ложный взгляд. Только по первому впечатлению может казаться, будто бы то или другое решение вопроса приходит внезапно, как бы невзначай, по наитию, независимо от усилий мыслящего человека; на самом деле и то решение вопроса, которое возникает «по вдохновению», есть результат, может быть, скрытой в прошлом, но все же упорной и систематической работы; и гениям мысль никогда не приходит без предварительной подготовки, ибо «из ничего ничего не бывает». Отсюда понятно то определение, которое дал Ньютон, когда его спросили, что такое, по его мнению, гений: «гений — это труд». Гений — это, прежде всего, гениальный труженик, затем,— это человек, обладающий в высшей мере способностью произвольного внимания. И, если для того же Ньютона,— как говорит предание,— принцип тяготения открылся вдруг, когда он сидел в саду и увидал падающее с дерева яблоко, а закон образования коэффициентов в ряде, в который развертываются степени двучлена, предстал его умственному взору неожиданно, когда он сидал на званом обеде,— то и тот, и другой случай был во всяком случае только завершением упорной скрытой работы, происходившей в уме Ньютона в предшествующее время в области проблем, намеченных Галилеем, Кеплером и Паскалем. О том, как упорно и настойчиво работал Ньютон, сохранились достоверные сведения: отдаваясь идеям, которые его захватывали, он изолировался от людей на целые недели.

В русском обществе найдется очень немного людей, работающих систематически, правильно. У нас глубоко укоренился обычай работать отдельными приступами труда с большими и подчас очень большими перерывами. По мнению такого тонкого наблюдателя и знатока русской жизни, каким был проф. Ключевский, в этой склонности работать отдельными энергическими порывами сказывается, быть может, то обстоятельство, что самый коренной труд русского человека искони был труд земледельческий с необходимостью развить необыкновенную энергию работы наспех в короткое лето и с продолжительным, вынужденным полубездействием в долгую суровую зиму. Но если и можно найти историческое извинение тому, что мы мало работаем методически, то это не изменяет того, что в современных условиях жизни интеллигентного общества мы непроизвольно и рано переутомляемся, не выполнив далеко того, что должны были выполнить, и чрезвычайно много теряем главным образом из-за отсутствия правильного и систематического труда; и, стало быть, выработка и воспитание привычки к нему в наших новых поколениях есть дело необходимости.

К рассмотренным нами четырем условиям производительности умственной работы следует прибавить еще пятое условие, именно — более или менее благоприятное отношение общества к данной форме умственного труда.

Необходимо, чтобы общественная среда обеспечивала достаточно проторенные пути существования и экономического применения сил для научных работников; только при этом условии способности и внимание работника могут всецело отдаться задачам, стоящим на очереди, и развитие знания пойдет успешно. В настоящее время в культурных странах сложились своего рода Шаблоны, руководясь которыми научный работник может пойти по избранной им дороге с наименьшей затратой своего внимания на посторонние и чисто житейские дела. Именно потому, что таких шаблонов у нас почти еще не выработалось, мы, русские, так сильно разбрасываемся в своей деятельности, и, вследствие разбрасывания, делаем в общем гораздо меньше, чем могли бы сделать, несмотря на природную одаренность нашего народа и очень разностороннюю образованность интеллигенции, отмечаемые иностранцами. При отсутствии спокойного, хорошо направленного систематического труда высоко одаренный наш соотечественник делает подчас меньше, чем довольно ограниченный иностранец, спокойно идущий тою колеею, которая проторена ему доброй традицией и школой.

Громадное, совершенно исключительное значение для успешности умственного труда и для воспитания производительного работника мысли имеет школа в широком смысле слова, т. е. вся та духовно-культурная атмосфера, которая окружает человека, и совокупность приемов и правил деятельности, которые даются ему по преданию от прежних поколений работы. Совершенно ложен тот взгляд, по которому едва ли не каждое поколение «детей» должно создавать все сначала по сравнению с тем, что делали «отцы». Условия действительного прогресса работы, в конце концов, те же самые, что и условия для преемственности добрых преданий работы. Там, где все непрестанно переделывается заново и все непрестанно меняется, прогресс может быть только эфемерный. В действительно передовых странах прогресс и традиции связаны неразрывно, происходит из поколения в поколение накопление духовных сокровищ, все новое в жизни прикладывается к старому накопившемуся опыту, и предания прежних поколений работников ставят сразу на надежный и экономический путь новые рабочие силы.

С другой стороны, общественная среда не должна, конечно, стеснять и подавлять личную инициативу работника. Там, где люди слишком полагаются на школу, на общественную помощь, на внешнюю организацию деятельности, это может повлечь за собою ослабление самодеятельности и личной инициативы в работе. Справедливо говорят, что большое преимущество англо-саксонской культуры Британии и Америки по сравнению с континентальными культурами Европы заключается в том, что там открыто более широкое поле личной самодеятельности человека, личная инициатива всячески поощряется человеку внушается с детства, что он должен работать сам за себя, не полагаясь на поддержку — родовую или социальную. Все воспитание молодых поколений ведется в этом направлении: ребенку предоставляется путем личного опыта узнать опасности и научиться собственными силами предотвращать их. Слишком большое рвение к общественному опеканию личного труда и инициативы может быть, без сомнения, так же вредно, как и намеренное препятствие работе Это относится одинаково и к промышленной деятельности человека, и к его умственному труду.

Каждый молодой организм в нормальных условиях носит в себе громадный запас сил и задатков. Обыкновенно лишь часть этих сил и задатков действительно осуществляется и утилизируется в дальнейшей жизни человека. и в большинстве случаев — лишь часть незначительная. Насущный вопрос заключается в том, как использовать по возможности полнее тот богатый запас сил, который заложен в нашу организацию. В практическом разрешении этого вопроса и лежит задача школы. Путем упражнения она должна воспитать в организме определенные привычки и приемы деятельности, чтобы помочь развитию и осуществлению в нем его природных задатков. Школа — это прежде всего правильная дисциплина деятельности.

Исходные склонности и свойства человека как деятеля слагаются еще в то время, когда нервно-психическая организация обладает наибольшей пластичностью,— в детстве и юности; личная же самодеятельность человека начинается в сущности тогда, когда пластичность нервно-психических процессов уже ослабела и дальнейшие приспособления и сознательная работа отправляются от более или менее определившихся уже особенностей личности. Но и в период сознательной личной работы направление и общий характер нервно-психической деятельности могут быть в значительной степени изменены сознательным формированием в себе путем упражнения определенных навыков и привычек. То, что приобретается путем сознательно-намеренного упражнения и труда, опускается затем ниже порога сознания и становится бессознательным, укрепившимся навыком, который действует затем без участия сознания, и подчас даже еще лучше, чем при вмешательствах со стороны сознания. Постепенное и систематическое упражнение и как его результат укрепляющийся навык — вот, вообще говоря, самый надежный способ успешной и производительной работы.

В самых высших сферах умственной деятельности человек также не является каким-нибудь свободно парящим орлом, и там его деятельность, общий характер и направление идей определяются непроизвольно его организацией и содержанием подсознательной сферы. Сознательная работа мысли и заключается подчас в том, чтобы уловить и выяснить то, что зародилось и бродит в подсознательном. И мы знаем из жизнеописания наиболее гениальных мыслителей, что они были способны впадать в особое состояние глубокой сосредоточенности, при котором воля их не участвовала и в котором они как бы рассуждали мысленно сами с собою, оставаясь многими часами в этом погружении внимания в самих себя,— своего рода самогипнозе. Сократ однажды впал в такое состояние на городской площади, не заметив, как разошлись его ученики и как наступила ночь; проходила ночная стража — первая, вторая, третья, а Сократ все стоял; и только тогда, когда наступило утро и солнце озарило его первым лучом, он очнулся от задумчивости и пошел домой. Трудно сказать с определенностью, в чем заключалось подобное состояние, но вероятно, что лишь вначале Сократ сознательно работал над определенной идеей, затем по мере углубления ума в интенсивную деятельность внимание все более и более изолировалось от внешних впечатлений и работа мысли складывалась затем уже непроизвольно. Великий афинский мудрец говорил, что он беседует в таких состояниях со своим «Демоном»,— руководителем и советником,— и черпал из них темы для бесед с учениками.

Важно отметить следующую особенность в нашей организации. Высшие духовные приобретения человека оказываются обыкновенно, в истории его развития, и позднейшими; это понятно, так как они оказываются результатом наибольшего труда со стороны человека, значит — требуют наиболее богатого предварительного развития сил и способностей. Оказывается, что эти позднейшие и наиболее дорогие приобретения сознательной деятельности человека в то же время наименее прочны, наименее закрепляются навыком и привычкою и поэтому наиболее легко утрачиваются при отсутствии упражнения. Что приобретения сознательной деятельности менее прочно и глубоко лежат в нашей организации, чем инстинктивно и бессознательно приобретавшиеся навыки детского возраста, это происходит от того, что пластичность нашей нервно-психической организации имеет свой предел, и как мы сказали выше, именно там, где кончается детская и юношеская пластичность организма, начинается сфера собственно-сознательного и намеренного труда. И вот оказывается, что для поддержания на определенной высоте какой-нибудь высшей формы духовной деятельности, например, музыкальной, даже первоклассный талант нуждается в постоянной тренировке и упражнении. Рубинштейн считал нужным играть на рояле ежедневно по 8 часов. То же самое правило остается в силе и для высших форм умственной деятельности: в сфере высших и наиболее дорогих для нас навыков требуется постоянное поддержание известного напряжения, постоянное упражнение.